Ночной цирк [Litres] - Эрин Моргенштерн

Его серые глаза смотрят еще пристальнее, чем раньше, и теперь яркий цвет не мешает ей заглянуть в них гораздо глубже.

Селия чувствует, как ее обдает жаром, но успевает взять себя в руки до того, как ее румянец станет заметным в полумраке гостиной.

А потом она понимает, почему новое лицо кажется ей знакомым.

– Я уже видела вас таким, – ахает она, когда в голове всплывает воспоминание. – С этим лицом вы приходили на мое выступление.

– Вы запоминаете всех своих зрителей? – удивляется Марко.

– Далеко не всех, – возражает Селия. – Но я не могу не запомнить тех, кто смотрит на меня так, как вы.

– И как же я на вас смотрю?

– Как будто вы еще не решили, боитесь вы меня или хотите поцеловать.

– Я не боюсь вас, – говорит Марко.

Несколько секунд они молча смотрят друг на друга, окруженные мерцанием свечей.

– По-моему, столь несущественная разница не стоила тех усилий, которые вам приходилось затрачивать, – говорит Селия.

– У фальшивого облика есть свои преимущества.

– Так вы нравитесь мне куда больше, – заявляет она.

Марко бросает на нее недоверчивый взгляд, и она продолжает:

– Я же обещала быть откровенной.

– Вы льстите мне, мисс Боуэн, – говорит он. – Сколько раз вы бывали в этом доме?

– Не меньше дюжины, – отвечает Селия.

– И ни разу не видели его целиком.

– Мне никто не предлагал.

– Чандреш не водит экскурсии по особняку. Ему нравится сохранять таинственность этого места. Когда гости не знают, где проходят границы дома, им кажется, что этих границ вовсе не существует. Раньше это вообще было два дома, так что запутаться немудрено.

– Я этого не знала, – говорит Селия.

– Это были два совершенно одинаковых смежных дома. Чандреш купил оба и объединил их, пристроив кое-что по мелочи. Не думаю, что сейчас у нас есть время на полную экскурсию, но если желаете, я мог бы вам показать несколько тайных комнат.

– С удовольствием взглянула бы, – Селия ставит свой опустевший бокал на стол по соседству с его. – Много несанкционированных экскурсий по дому вы успели провести?

– Только одну. И то лишь потому, что мистер Баррис был весьма настойчив.

Из гостиной они выходят в коридор с растянувшейся по полу тенью слоноголовой статуи, и, дойдя до библиотеки, останавливаются у стены, украшенной витражом с изображением заката.

– Прошу в игротеку, – объявляет Марко, и от его прикосновения витраж отъезжает в сторону, открывая проход в соседнее помещение.

– Как мило.

Комната, в которую они попадают, скорее просто оформлена в виде игротеки, нежели является таковой. На столах брошены шахматные доски без фигур, а сами фигуры выстроены рядами на книжных полках и подоконниках. Мишени для дротиков (без самих дротиков) висят на стенах рядом с нардами, оставленными на середине партии.

Бильярдный стол в центре комнаты обтянут кроваво-красным сукном.

Одну из стен украшает коллекция оружия. Все шпаги, сабли и пистолеты неизменно представлены в двух экземплярах, словно приготовлены для многих десятков потенциальных дуэлянтов.

– Чандреш увлекается античным оружием, – поясняет Марко, заметив взгляд Селии. – Что-то из его коллекции можно увидеть и в других частях дома, но большинство экспонатов хранится здесь.

Он следит, как Селия осматривает комнату. Кажется, что, разглядывая игровые элементы интерьера, она пытается сдержать улыбку.

– Вы улыбаетесь так, словно что-то скрываете, – замечает он.

– Я многое скрываю, – усмехается Селия, посмотрев на него через плечо.

Вновь обернувшись к стене, она спрашивает:

– Когда вы узнали, что я ваш соперник?

– Только когда вы пришли в театр на просмотр. До того дня я ничего не знал на протяжении долгих лет. Вы не могли не заметить, что застали меня врасплох. – Помолчав, он продолжает: – Не могу сказать, что в этом было какое-то преимущество. А как давно узнали вы?

– Вы прекрасно знаете когда. Во время того ужасного ливня в Праге, – отвечает Селия. – Вы же могли просто дать мне уйти с зонтом, чтоб я продолжала ломать голову, но вы решили меня догнать. Зачем?

– Я хотел его вернуть, – говорит Марко. – Этот зонт мне дорог. А еще я устал прятаться.

– Было время, когда я подозревала всех и каждого, – вздыхает Селия. – Правда, я думала, что это должен быть кто-то из цирка. Мне следовало бы догадаться, что это вы.

– Каким образом? – удивляется Марко.

– Потому что вы прикидываетесь простачком, которым не являетесь, – говорит она. – Теперь это ясно как день. Признаюсь, мне никогда не пришло бы в голову заговорить собственный зонтик.

– Большую часть жизни я провел в Лондоне, – улыбается Марко. – Это было первое, что я сделал, научившись заговаривать предметы.

Он снимает пиджак и бросает его в одно из кожаных кресел, стоящих по углам. Берет с полки колоду, слегка побаиваясь, что Селия может разбить его в пух и прах, но любопытство не дает ему остановиться.

– Вы хотите сыграть? – удивляется она.

– Не совсем, – отвечает он с улыбкой. Перемешав карты, он кладет колоду на бильярдный стол.

Марко переворачивает карту. Король пик. Он легко стучит пальцем по карте, и вместо короля пик появляется король червей. Марко убирает руку и жестом приглашает ее сделать ответный ход.

Улыбнувшись, Селия распускает узел на шали и бросает ее поверх его пиджака.

Затем встает возле стола, сцепив руки в замок за спиной.

Король червей поднимается и встает на ребро. Спустя мгновение невидимая сила разрывает его надвое. Обе половинки замирают еще на мгновение, а затем падают друг на друга рубашкой вверх.

Повторяя жест Марко, Селия постукивает пальцем по карте, и половинки срастаются. Когда Селия убирает руку, карта переворачивается сама собой. Дама бубен.

А затем вся колода целиком поднимается в воздух, чтобы тут же рассыпаться веером по красному сукну.

– Вы превосходите меня в том, что касается физической манипуляции, – признает Марко.

– У меня есть преимущество, – говорит Селия. – Отец называет это врожденным талантом. Мне трудно не воздействовать на окружающие предметы. Ребенком я постоянно все ломала.

– Насколько хорошо вы управляетесь с живыми существами? – допытывается Марко.

– По-разному, – отвечает она. – С предметами все гораздо проще. На то, чтобы совладать с чем-то одушевленным, у меня ушли годы. И до сих пор я гораздо лучше управляюсь со своими птицами, чем с первым попавшимся уличным голубем.

– А со мной вы могли бы что-нибудь сделать?